Андрей Родионов • Портрет с натуры • поэзия • 05.06.2005
Поэт Андрей Родионов известен своим жестким субмаргинальным рэп-лиризмом. Но к 2005 г. его творчество трансформировалось в мягкие, пластичные конструкции из “пластилинового стекла и звездного бетона”. С граффити и электрической рекламой автор на “короткой ноге”. А для нескончаемых заборов, автостоянок, поликлиник, офисных небоскребов в этой книге оставлено свободное место. Андрей, по собственному мнению, продолжает вкладывать душу в предметы, у которых ее быть не должно.
Пресса
Мастер цвета, Матисс красилки. Андрей Родионов: “Мои стихи пропитаны любовью”
Беседовал Александр Вознесенский
Андрей Родионов – один из самых известных сегодня московских поэтов, автор выходивших в издательстве “Красный матрос” поэтических книг “Добро пожаловать в Москву” (2003) и “Пельмени устрицы” (2004). В отличие от иных современных поэтов, он придает больше значения публичным выступлениям и не скрывает, что нуждается в обратной связи с залом. Публика Родионова любит и встречает с восторгом. Так было и на прошлой неделе в клубе “Проект О.Г.И.”, где Андрей читал только что написанные стихи на вечере, заявленном как презентация новой книги, выходящей в издательстве “Ультра. Культура”. Книга, правда, из типографии еще не поспела, но разговор с популярным автором давно назрел. С Андреем Родионовым мы общались на его рабочем месте – в Московском музыкальном академическом театре им. Станиславского и Немировича-Данченко, где он заведует красильным цехом.
Андрей Родионов работает и выступает в одной и той же майке.
Фото Александра Вознесенского
– Будем считать, что я ничего о тебе не знаю, и поэтому расскажи для начала о себе: какой путь проходят сегодня поэты?
– Родился я 8 января 1971 года. Жил сначала в Тушино, потом – в Мытищах, где закончил 10 классов 5-й школы. Отучился пять лет и получил диплом в Московском полиграфическом институте, на факультете книговедения и организации книжной торговли. По линии книжного бизнеса я поработал, пока учился в институте, и он меня совершенно не приколол! Причем взаимно: в 1993-м меня уволили из последнего магазина, где я работал, из книжного магазина “Москва”. Недавно я заходил туда и встретил все те же лица. Там лежат книги “Ультра. Культуры” и “Красного матроса”, а моей – ни первой, ни второй – нету! Не исключено, что мою фамилию там до сих пор помнят: я был уволен с записью в трудовой книжке и пошел работать в Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. Сначала декорационными делами занимался, потом красильными, а потом совместил их. Как-то случайно выяснилось, что у меня абсолютное цветовое зрение. Художники дают мне эскиз – для какого-нибудь огромного задника, и я по этому эскизу составляю палитру цветов. Они просто окунают кисти в ведра, которые я составил, и не морочатся – какой должен быть цвет. Так что я мастер цвета, Матисс красилки…
– Когда ты начал писать стихи?
– Осознанно – в классе восьмом. И писал в основном о своих друзьях, потому что прежде всего им это было интересно. А меня всегда очень волновала обратная связь, связь с залом. Поэтому я писал всегда не для того, чтобы написать и восторгаться в углу самим собой, а чтобы читать. В восьмом классе это началось и продолжается по сей день. В школе вместе с еще двумя друзьями я выпускал журнал, назывался “Живая Пись”, сокращенно “ЖП”. Он был довольно популярен, выходил регулярно, раз в две недели, а то и раз в неделю. Десяток номеров у меня до сих пор валяются дома. Журнал был совершенно альтернативный, с матом, со всеми делами. Но интересный! Так что уже тогда все это было – еще когда Горбачев перестройку объявил! – А когда ты почувствовал свою известность – по крайней мере в рамках литературной Москвы?
– Да сразу, как выступил зимой 2001 года в Зверевском центре.
– Это была программа, которая называлась “Мытищинская Калевала”?
– Не исключено, хотя, кажется, это было позже – и тоже было страшной мутотой! Но тем не менее людям запомнилась моя манера исполнения. Я читал стихи, такие рэп-речевки, которые все помнят, и которыми я сейчас – давно уже – не занимаюсь. Потому что надоело. Раньше это ощущалось как необходимый компонент. Но в какой-то момент необходимость в рэпе отпала. Возможно, стихи приобрели какую-то другую, менее пафосную направленность. Но слушатель, человек, который запомнил навсегда некую формальную вещь, – его трудно переубедить в чем-то. Все равно о тебе будут говорить как о рэп-поэте.
– В предисловии Леонарда Синицына к книжке “Добро пожаловать в Москву” упоминается еще, что ты был лидером панк-группы “Братья-короли”. Или это мифическая команда?
– Ну, это не совсем телега, скажем так. Действительно, существовала группа, в которой я играл на басу, как это смешно ни звучит. И на этом басу я оттарабанил лет шесть. Здесь же, в театре, нам раньше разрешали репетировать, было даже свое помещение. Но мы только и репетировали, а концертов было всего три, по-моему. И все они заканчивались жестоким провалом! За шесть лет мы продрейфовали от романтического рока в жуткий панк-рок. Но это был ужас! Что касается названия, я однажды услышал одну группу каких-то неформально ориентированных сексуалов, под названием “Sisters Queen”, и решил нашу группу назвать по аналогии “Братья Короли” – очень уж название подходило. И она правда существовала, и лидером ее, наверное, был я, потому что состав, кроме меня и Вани, тогдашнего моего друга, менялся.
– А что с новой книгой? Прежде всего – как она называется-то?
– У них в издательстве возник спор. Называть просто “Стихи” уже вроде как не модно. Позвонила мне их сотрудница в начале июня и спрашивает: а как называть-то, а то уже надо отправлять в типографию? Я говорю: “Серебряный ключ” – хорошее название. Она через час перезванивает и говорит: ребятам не понравилось, придумай еще какое-нибудь название! Я говорю: а почему не понравилось, это ж из Лавкрафта, повесть у него есть такая… Она говорит: а кто это такой? Я говорю: напишите “Лавкрафт”, может, ребята знают! После чего название “Серебряный ключ” ей уже больше показалось. Но через час она снова звонит: им все равно не нравится! Тогда я предложил: назовите “Портрет с натуры”. Во-первых, это тоже Лавкрафт, а во-вторых, сама поэтическая серия должна быть с фотографиями, в новом дизайне… Она записала и больше не звонила.
– То есть по основной версии книжка, которая вот-вот выйдет, будет называться “Портрет с натуры”?
– Видимо, да! Или они сами придумали какое-то название, что даже было бы любопытно.
– В книге – новые стихи?
– Идея издательства была, как и в случае с Всеволодом Емелиным (он тоже в этой серии), издать все, что выходило прежде в “Красном матросе”. Но я включил туда где-то четверть новых стихов. Новыми их назвать можно условно: они прошлого года. Поэтому мне они сейчас не то что не в кайф, но я их не читаю со сцены. Для меня, а возможно, и для моих фэнов, они старые!
– Кстати, это тема. Ты говоришь, что всегда любил выступать перед людьми…
– Да-да-да! И я не изменил себе! Как я тогда это делал, так и сейчас делаю, надеюсь, правда, что на более высоком уровне. Книжки, они, конечно, тоже очень много значат для меня. Но в принципе все это сочинялось изначально для того, чтобы произноситься вслух, когда присутствует еще и звуковое творчество. То есть – это важный момент! – я пишу, чтобы читать для публики и на публику.
– Ты откровенен с публикой? Насколько вообще твоя поэзия игровая или, наоборот, доверительная?
– Она игровая, безусловно. И беседую я с людьми не совсем откровенно, что уж там греха таить! Она искренняя в том смысле, что написана от лица совершенно реальных персонажей. Которые, правда, возникли в моей голове. Они реальны сами по себе, но это не я. И конечно, я лукавлю. Тем более что никаких особенных автобиографических сведений в моих стихах не почерпнешь, это уже точно.
– Разве что географию перемещений в пространстве.
– Места я описываю, безусловно, в которых бывал!.. А просто пересказывать какую-то реальную историю – это скучно. Изложенная на бумаге, она превращается в какую-то скукоту. А выдумка кажется на бумаге реальностью.
– А в литературе, в культуре на что ты ориентируешься?
– Мне нравилась всегда безумно ритмика стиха. Как расставлены буквы-ноты, гласные, согласные. Некоторые стихи меня цепляют или не цепляют именно по этим критериям: прочтенные даже про себя, но все равно – как бы вслух. Если говорить о более конкретных примерах, то это – Василий Шумов и группа “Центр” (ранняя прежде всего), Евгений Головин – человек, который написал “Вот перед нами лежит золотой Эльдорадо”…
– Ты Шумова и “Центр” живьем слушал?
– К тому времени, как я заинтересовался Шумовым, он уже уехал в Калифорнию. Я все это слушал на кассетах, в институте уже учась. А в школе, как все, я слушал “Ласковый май”, Виктора Цоя и “Наутилус Помпилиус”.
– Ты один немногих, кто работает с языком этого рубежа 80-х и 90-х годов и более позднего периода, времени распада Союза и разгула коммерческих палаток…
– Меня вообще не трогали ни коммерческие палатки, ни распад Союза. Я даже подозреваю, что все эти перемены на сознании поколения никак не отразились, потому что сознание нашего поколения было очень затуманено! Насколько я вижу сейчас, для многих все пронеслось просто незаметно… А пишу я на языке середины 90-х годов. Поэтому в стихах все понимают, о чем речь, но так сегодня уже не говорят.
– Но и твой язык меняется.
– Прямая речь меняется. А мой язык как был, так и остался. Возможно, в нем появилось больше обертонов, но говорю я так же.
– Возвращаясь к книге – ты сам ее составлял?
– Я составлил эту книгу за одну ночь – из того архива, что у меня есть в компьютере. И я был жутко – в хлам – пьяный. Несколько раз ощущал себя: вот я внезапно очнулся за компьютером, сижу и что-то составляю. Где-то часам к пяти утра я все сделал, поспал часа три, а в восемь мне надо было уже все отослать в “Ультра.Культуру”. После этого я вышел быстро на улицу, купил и тут же высосал банку “джин-тоника” и только после этого проснулся. Потом я как-то заходил в издательство, и мне в голову стукнуло проверить: что же я им там скинул? Убедился, что спьяну довольно здраво намонтировал. Единственное, где-то в середине книги мне встретилось стихотворение не мое! Оно было написано в соавторстве с другим человеком – и не знаю, захочет ли он, чтобы было названо его имя. Это стихотворение там горит в середине, как прыщ на лбу!
– Столь хорош стих?
– Резко хуже, причем настолько резко, что мне даже стало неловко! Там речь идет о каких-то адских половых состязаниях в подмосковной Перловке… Но большинство стихов – что надо! Есть не совсем удачные, сейчас бы я их не напечатал, но пусть будут – потому что они укладываются в формат издательства “Ультра.Культура”, формат надлитературный уже или подлитературный. Который зачерпывает больше гравия, чем бульдозер этакой мейнстримовской литературы. Это действительно ультракультурные стихи, но я с ними как бы развязался. Сейчас я попробовал что-то другое, рыть в несколько ином направлении. Например, чисто на внешнем, физическом уровне, в них нет мата. Кроме того, мне хочется скрупулезнее вычерпать какую-то тему, которую я раньше походя пробегал.
– Например?
– Ну, например, тему этого городского концлагеря, когда всех стригут и гребут под одну гребенку, вот эти адские маршрутки, хайвэи, все эти дела с трехэтажными линиями транспорта самого разного… А там, где-то в самом низу, у какой-нибудь цементной колонны, притаилось живое существо – человек. И вот то, что он чувствует, хотя бы эти внешние раздражения, – это мне интересно. А более глубоко копать я боюсь, да и имею ли право?
– То есть тебя завораживает такой индастриал-мир?
– Можно назвать и “индастриал”, но это русский индастриал, не японский. Из которого сейчас, например, летом, я выскакиваю за город, на дачу, где жена и дети. И где я, как правило, эти свои произведения и пишу. Потому что писать их в городе нет возможности: когда все вокруг шипит, бежит и корчится.
– А ты как работаешь? Садишься и пишешь?
– Иногда мне могут прийти в голову первые слова. Я могу говорить-говорить, думать о чем-то, и вдруг чувствую, что в голове появились эти самые первые слова. Дальше я ничего не меняю, пишу и пишу. Могу позачеркивать несколько листов, если мысль прервалась, а потом продолжать дальше. Но слова – они уже в голове… Вообще я просто сажусь, раскрываю лист, минут пятнадцать думаю, и иногда это приходит. Или не приходит. И я никогда не знаю, чем закончится стихотворение. Но где-то посередине текста начинаю догадываться, чем кончится, и начинаю смеяться. И жена, как правило, по этому смеху понимает, что типа пошло дело!
– Кому, кстати, на твой взгляд, сегодня нужна поэзия, кроме друзей и близких поэта?
– Мне кажется, что мои стихи нужны абсолютно всем! Я не встречал человека, которому они в итоге оказались бы не нужны. Многим они не нравятся, но они им все равно нужны. Чтобы сказать: так писать не надо! Я, правда, из таких мнений не делаю никаких выводов. Хотя пару раз меня заинтересовали высказывания критиков. Например, Илья Кукулин провел аналогию с Сашей Черным, и мне понравилось это сравнение. Я Сашу Черного обожаю, и в детстве, лет в 10-12, учил его стихи наизусть.
– У тебя трое сыновей. Ты для детей не пробовал писать?
– Я написал как-то стихотворение, там речь шла о мальчике, который в первый раз в жизни наблюдал сцену, как контролеры поймали “зайца”, девушку, и увели ее в тамбур. Потом он увидел в окне электрички пробежавшего зайца, и подумал, что контролеры выкинули девушку из поезда, она превратилась в зайца, и в голове у него возникла эта формула: девочка-заяц… Было длинное стихотворение, оно очень нравилось моим детям, но я во время какой-то пьянки текст потерял. Пытался восстановить, но драйва уже не было…
– Ты ведь всегда пишешь сюжетные стихи?
– Да, но на самом деле сюжет не играет никакой роли. Сюжет для меня – форма, как для кого-то рифмы и катрены. И в этой форме я существую. Хотя, мне кажется, что и рифмую я лучше всех, но иногда мне просто надоедает так блистательно рифмовать!
– Ты начал и прозу писать. Что она для тебя?
– Не знаю. Я здесь как раз на перепутье стою. Можно пойти по пути Жванецкого. Он мне, кстати, нравится и чем-то близок – в прозе, в том, что он читал со сцены. Они ведь хорошо слушаются, эти тексты, но не читаются с листа. Я ведь довольно жестко рефлексирую, я понимаю, читая свои творения глазами трезвого человека, что там к чему. Это довольно простые монологи человека не особо симпатичного морального облика. Но можно ли на этом построить книгу?.. И пока что проза для меня, как правило, это выход из похмелья. Я, кстати, стал ее меньше писать, потому что гораздо меньше пью. А с похмелья, когда серьезно, дня три пьешь, хочется занять чем-то свой разум, чтобы не думать о продолжении выпивки.
– Зачем ты вообще пьешь?
– Первый день мне всегда интересно пить. Можешь попадать в какие-то ситуации, которые потом косвенно влияют на сюжеты твоих стихов. Это может дать некий толчок к написанию чего-либо, но источник поэзии не в этом, а в мировой литературе. Только начитавшись хорошенько, можно заняться собственным делом. Важно знать, как другие делали. Не чтобы отличаться, нет. Просто что-то должно подтолкнуть к написанию стихов, и страшно, когда к этому подталкивает не чтение лучших образцов, а собственное желание. Это графомания классическая и есть! Поэтому надо читать. Я ведь в принципе маньяк книжный. Раньше, когда не надо было ходить на работу, я все свободное время лежал и читал. И сейчас, если попадается книга, которая мне интересна, я зарываюсь в нее с головой.
– Такие попадались в последнее время?
– Да! Я еще во времена перестройки в журнале “Новый мир” читал “Факультет ненужных вещей” Домбровского. Недавно мне попалась книжка, и я поймал себя на этом чувстве: не могу перестать читать! Тут же прочитал “Хранитель древностей”. А после этого на ура у меня пошла “Жизнь и судьба” Василия Гроссмана, которого я до этого не читал. Это дела последнего месяца, хотя я понимаю, что они как бы не очень актуальны. А из актуального я прочитал Олега Зайончковского, который мне понравился, пытался даже читать Оксану Робски, и “Шишкин лес”, и еще что-то, но мне ничего не понравилось.
– А кого из коллег-поэтов ты читаешь и любишь?
– Я стихи больше слушаю, чем читаю, потому что хожу на очень многие вечера в Москве. А люблю больше всех стихи Всеволода Емелина, могу сказать это откровенно! Нравятся мне некоторые стихи Данилы Давыдова. Точнее, некоторые нравятся очень. Твои мне стихи нравятся. Да я многих люблю, не хочу перечислять: кого-то забудешь, а он обидится.
– Литературная тусовка тебе что-нибудь дает?
– Мне она нужна мало. А литературная ситуация – она такая, какая есть, и меня более-менее устраивает. Мне вот не нравится, что зачастую отсутствует институт платы поэтам за исполнение их стихов в клубах.
– Это существенно влияет на твое благосостояние?
– Если бы я был, не дай бог, поставлен перед необходимостью зарабатывать выступлениями на жизнь, я бы исхитрился и заработал. Я же не звоню, не пишу куда-нибудь в Казань-Березань, чтобы меня пригласила выступить тамошняя “либеральная сволочь” (понравилось мне это выражение!), а мог бы. Но это бы напоминало не знаю даже кого. Вадима Степанцова! И помешало бы главному делу.
– А какое главное дело?
– Хорошие стихи!
– Стихи – одно, а слава – другое. Ты ведь модный человек?
– Модный, да. Это плохо, потому что мода пройдет, и отдаешь себе в этом отчет. Но я не люблю форсировать события. Если смогу писать лучше, я не то чтобы денег от этого жду, я жду профессии, пусть второй. Хотя на самом деле стихи – это основное, это то, чем я живу. И я знаю, что мои стихи пропитаны любовью. И востребованы. И были бы еще более востребованы, если бы в них было поменьше мата. И именно по этой стезе я сейчас и пошел. Просто в один прекрасный момент я увидел: опа, а пишу-то я уже без мата! Но это не самоцензура, это что-то другое, тоньше. А эта красилка, эти выступления – только способ не умереть с голоду. Стихи я все равно буду писать, для этой завязки между собой и людьми, но мне важно быть на виду. Я зависим от чужого мнения, я может быть, и не хочу нравиться людям сам, но хочу, чтобы мои стихи нравились! И нравилось так, как я сам об этом думаю, как это должно нравиться!..
http://exlibris.ng.ru/fakty/2005-08-04/1_master.html
Андрей Родионов: презентация сборника стихов (20.11.2005)
21 ноября, в понедельник, в Проекте ОГИ (Потаповский пер. 8/12, стр.2, метро “Чистые пруды”) в 19.00 состоится презетация новой книги Андрея Родионова “Портрет с натуры”.
Участвует группа “Окраина”.
Начало в 19.00.
Адрес: м.Чистые пруды, Китай-город Потаповский пер. 8/12, стр. 2, вход со двора Телефон: (095)927 53 66, 710 61 74 proekt-ogi@mail.ru ;
Схема проезда:
Воздух был наэлектризован поэзией… (А.Тарасенко, 21.11.2005, 23:30)
Когда жизнь дала трещину и вам хочется напиться, когда все против вас, и кажется что выхода нет… когда вы знаете, как жить нельзя, но совершенно не в курсе, а как же все-таки можно…
Вам прямая дорога туда, где выступают поэты.
Тем более, если выступает Родионов. Тем более при поддержке Емелина.
Итак, сегодня в клубе «Проект-ОГИ» наконец-то произошла всеми так долго ожидаемая настоящая презентация нового сборника стихов Андрея Родионова «Портрет с натуры». Все «большие» выступления Андрея сопровождаются музыкой. Рок-группа «Окраина» задает свой, музыкальный ритм, и ритм ее музыки, переплетаясь с самостоятельным ритмом декламации Родионова, создает эффект томного, темного и тяжелого, как темно-красное вино, опьянения. Удивительна спаянность поэта и музыкантов: Андрей останавливается, делая специальную паузу — музыка замирает, звуча дрожащими, но более не задеваемыми струнами, Андрей продолжает — музыка начинает звучать снова. Андрей переводит дыхание (не специальная пауза) — музыка замирает снова в ожидании его слов.
Андрей Родионов и группа «Окраина»
Это кажется немного странным, но звук хороший, басы бьют, но не дребезжат, четко слышны ударные.
Публика наэлектризована, зал забит до отказа, яблоку упасть негде. Постоянные аплодисменты. Аплодисменты звучат не только в конце музыкально-поэтических композиций, но и прерывают их, создавая уже отдельный мягкий звуковой фон человеческой признательности. Поэзия торжествует! Сигаретный дым разных оттенков переплетается, так что кажется вот-вот образует ясные, как поэтика, очертания витающих вокруг муз.
Всеволод Емелин
Затем наступает черед приглашенного, но, конечно, «и не собиравшегося выступать» Емелина. Выход Всеволода на сцену сопровождается выкриками и рукоплесканиями. Всеволод только собирается раскрыть рот — и снова ему аплодируют! Из зала слышатся просьбы прочитать что-то из «особенного», Всеволод отвечает: «Конечно». Выступление постоянно прерывается аплодисментами, Всеволод прочитал все, что хотел и собирается уходить — его просят продолжать, Емелин продолжает, поздравляет Родионова с книгой и снова собирается уходить, но тут его просит продолжать Родионов.
Примечательно, что два этих поэта — друзья-приятели. Они взаимопритягиваются. Но не как в физике — «плюс» и «минус»,— а как два неисчерпаемых заряда абсолютно положительной энергии, два абсолютных «плюса». Поэзия идет против всех законов бытия и в конце концов побеждает!
Наконец Емелину все-таки удается вырваться со сцены — он возвращается в зал, по пути несколько раз останавливаемый восхищенными слушателями.
Андрей продолжает читать стихи, увлекая за собой (или увлекаемый?) музыкой.
Андрей Родионов
Сегодня в ОГИ можно было не пить пива, ликера, коктейля или водки. Поэтика пьянила почище спиртного, и, возвращаясь в транспортную суету этой странной агломерации по имени Москва, еще долго было невозможно успокоится. Ты идешь и в полный голос, ловя на себе презирающие взгляды прохожих, декламируешь:
Да, ты прав Андрей, это не одиночество — ссать на снег,
Да и срать на снег — тоже как-то не очень-то.
А вот дрочить на снег, глядя на люминесцентный свет,
И пытаться попасть его мерцанию в такт, когда в общем, не дрочится…
Фотографии можно посмотреть здесь: http://www.livejournal.com/users/redfantomas/30361.html (Алексей Малышев)
ВЫХОДИ, ЕСЛИ НЕ ВСТАВИЛО! (Александр Вознесенский, “Независимая газета”, EXLIBRIS, 25.11.2005)
В понедельник, 21 ноября, в клубе “Проект ОГИ” поэт Андрей Родионов представлял свою книгу “Портрет с натуры”, вышедшую в “Ультра.Культуре” (новые стихи вперемешку со старыми), и музыкальную группу “Окраина”, первым концертом которой и стала презентация.
Родионов – фигура популярная, модная, востребованная. “В свои годы” автор трех уже книг, что позволило поэту Всеволоду Емелину заметить, что на старости лет с таким темпом Родионов рискует дорасти до председателя союза писателей (галактического). Группа “Окраина” – это Родионов с поэтическими текстами, гитаристы Джефф (он же Игорь Жевтун из “Гражданской обороны”) и Тимур (“Чернозем”) и Владимир Никритин (тоже, к слову, поэт) на ударных.
Тексты под музыку “Окраины” Родионов не пел, а все-таки читал, рычал и кричал, сверяясь иногда с собственным сборником или рукописями. Энергичный речитатив, с намеком на рэп, не всякий раз совпадал с аранжировками, зато уж когда совпадал – впечатление оставалось сильное. Единство музыки и текста пока не явлено в полной мере, может быть, потому, что стихи писались раньше, до и вне “Окраины”, они сами по себе сложно организованы ритмически и интонационно, и вообще, на мой взгляд, самодостаточны. Аудиоряд пока что, скорее, уточняет широкий (в том числе и музыкальный) контекст творчества поэта: от Майка Науменко или Евгения Головина (его мотивы безошибочно уловил у Родионова сидевший рядом со мной поэт и писатель Аркадий Ровнер) до Петра Мамонова, последние программы которого строятся по тому же принципу чтения стихотворного текста под минималистскую, хотя и хитрую, музыку.
В перерыве между музыкальными частями действа Родионов вызвал на сцену упоминавшегося уже друга-поэта Всеволода Емелина. Его юродская, до плача, во всех смыслах “окраинная” лирика (“Одиночество”, “13-й портвейн”, “Другая песня”) привела публику чуть ли не в ступор, а знаменитая “Колыбельная бедных” и вовсе прозвучала в напряженной тишине. А дальше сцену вновь захватила “Окраина”.
Тематика выбранных Родионовым для исполнения под музыку текстов достаточно разнообразна. Здесь старые вещи о “монстрах с далекой планеты”, эпос спальных районов (“Жил-был Николай, торговец “Житаном”…”), брутальные истории про “странно одетых чувих, замороженных тогда, в девяносто третьем”, или про скандал в ночном магазине (“Нормальные люди”), мистическая баллада в “шотландском стиле” про чары “эльфийского бухла” и тонкая лирика, действительно, с окраин жизни: “Если бы жена мне говорила: / “Мой дорогой, мой милый, / Появилась надежда опохмелиться”, – / Я закончил бы путь свой самоубийцей…”
Закончили, впрочем, скорее за здравие: “На зеленой линии есть такое правило – выходи из вагона, если не вставило!”
Родионов в “Фаланстере” (06.12.2006)
В это воскресенье, 8 января, в магазине «Фаланстер» состоится презентация книги «Портрет с натуры» Андрея Родионова.
Вход свободный, началo в 20 часов.
Моноспектакль (Данила Давыдов, Книжное обозрение, 27.01.2006)
Автору этих строк посчастливилось написать в свое время статью об Андрее Родионове, перепечатанную в качестве послесловия к предыдущей книге поэта, «Пельмени устрицы». Но «закрыть тему», безусловно, не удалось. Тем более, что новый сборник Родионова является, по сути дела, избранным, включая в себя и старые хиты, и довольно свежие тексты.
Замечательно то, что книги московского поэта мытищинского происхождения выходят за пределами Москвы и Московской области – две предыдущие в митьковском «Красном матросе» (Петербург), новая – в революционной «Ультра.Культуре» (Екатеринбург). Это, думается мне, не случайный симптом. Родионовская сверхпопулярность последнего времени тем не менее как-то странно сочетается с сегрегацией поэта в московском литературном пространстве. То есть, будто бы, есть какие-то «нормальные» поэты, а Родионов-де – нечто отдельное.
Понятен механизм подобного рассуждения: родионовская стратегия, нацеленная на демонстрацию эстетического превосходства текста, исполняемого над текстом, написанным-напечатанным, нарушает привычную и устоявшуюся установку, принятую в поэтических кругах и устроенную ровно обратно. Акции, подобные конкурсам слэма или фестивалю звукового стиха, несколько расшатали существующую конвенцию, но, видимо, недостаточно. Одно дело – эксперименты «бумажного» поэта с декламацией, всё более и более популярные, другое – последовательное осуществление авторской программы звучащего поэтического слова.
Родионов – не акын, не народный сказитель, здесь и сейчас сочиняющий песнь свою по более или менее жесткой фольклорной модели. Он и не импровизатор, немедленно включающий стиховое производство, как только зададут размер и тему. Родионов, пусть и апеллируя к смысловому ореолу такого рода типов творчества, всё же поэт готовых структур, стихотворений – во вполне конвенциональном для новоевропейской культуры смысле. Он пишет стихи шариковой ручкой, в гроссбухах и общих тетрадях, правит, работает над текстом: сам видел.
Миф о стихотворце-самоучке, простом пацане из рабочих кварталов, может кормить усталые души, но главное – помнить: это всего лишь миф, активно, кстати, формируемый имиджевыми стратегиями самого поэта. Маргинальный опыт не отменяет профессионализма, блеск и неповторимость шоу не отменяет ценность поэтической книги.
Андрею Родионову могла бы грозить опасность стать заложником собственного имиджа (как то случилось с несколькими новейшими поэтами), но его абсолютная, на зависть, культурная вменяемость вряд ли даст этому печальному делу осуществиться. Лирический герой Родионова – вовсе не клише, переходящее из текста в текст. Облик и образ мыслей, и темперамент, и биографический миф – меняются от стихотворения к стихотворению, не слишком жестко, но заметно. Это не манифестация наивного «я», но моноспектакль, где поэт говорит за весьма разных героев (в этом принципиальное отличие Родионова, с одной стороны, и Воденникова с Медведевым – с другой). Балладность, сюжетность, многоголосие многих стихов Родионова не дают поэту «провалиться в себя», утратить субъект-объектную связь.
Живой голос Родионова, читающего в «ОГИ» или «Фаланстере», не перечеркивает удовольствия от чтения его стихов. «Портрет с натуры» – возможность получить это удовольствие от большего, чем раньше, набора текстов.
http://www.knigoboz.ru/news/news3139.html
Поважнее, чем жрать- Портрет Андрея Родионова с книгой (Экслибрис НГ, 10.02.2006)
Москвич Андрей Родионов (1971 года рождения) известен как поэт, часто, как правило, с явным удовольствием и не без успеха выступающий на публике. Он сам говорил в нашем интервью (см. «НГ-EL» от 4 августа 2005 года) о том, как важен для него контакт с залом, живая реакция слушателей, рассказывал и о том, как готовилась эта книга «Портрет с натуры». Не быстро, надо сказать, ее выпустили, так что совсем новых стихов, тех, что Родионов читает на вечерах сегодня, в ней нет. Впрочем, около трети текстов из вошедших в сборник ранее не публиковались.
Традиционно ведь считается, что этапными для становления поэта являются именно книги. У Родионова это уже третий сборник стихов (если не считать давней полусамиздатовской брошюрки «На подходе к системе Вега» с «космическим» циклом, в которой, правда, есть стихи, нигде больше не публиковавшиеся), после выходивших в питерском «Красном матросе» книг «Добро пожаловать в Москву» (2003) и «Пельмени устрицы» (2004).
Когда выходит хорошая книжка,
радость ничем не омрачить.
Сергей Лучишкин. Праздник книги,
1927, Государственная
Третьяковская галерея
Вообще интересно (может быть, только мне, и только в рамках этой заметки?), как поэт, закончивший, кстати, полиграфический институт по специальности книговедение, а одно время, в начале 1990-х, работавший в книжном магазине «Москва», смотрит на книжный мир и какое место книги занимают в мире его лирического героя. Чтение для которого – некий трип, состояние приятное и болезненное одновременно, как погружение в чуждую реальность, таящую опасности и открытия, преодолеть и освоить которую, как бы там ни было, все равно необходимо.
В стихотворении «Мрачный замок из розового песчаника…» (с. 168) он, например, иронически мечтает «…стоя у прилавка книжного магазина, / Перебирая книги в стиле меча и магии», о том, как «…опять светлый и чистый дух мужского начала, / И Северный ветер, и Один, и Тор / Восторжествуют и разрушат навязанный бабами / Продажный мир капитала, / Мир массажных кабинетов и рекламных контор».
А вот начало другого «трипа»: «Под Новый год в книжном магазине / он рассматривает дорогие книги, / а вокруг играет музыка-музыка / и гирлянды разноцветных фонариков светят. // Книги недешевые с голыми чувствами, / дорогие альбомы с голыми, / бирюзовые, чур меня, чур меня, обложки с разнообразными приколами. // Охвачен чувством, мне ничего не нужно, / но не писать же об этом книгу…» (с.172). Тем более все лучшие книги, кажется, уже написаны: «Хорошо, когда жидкий снег за стеклом / Почитать Лавкрафта, стоя в проходе, / Чтоб старушечья тележка стояла на твоем ботинке одним колесом, / И чтоб немного еще втыкало от терпинкода…» («Летит жидкий снег. Троллейбус бежит…», с. 160).
Культура (книжная, какая же еще?) настигает героя в самый неподходящий момент: «Вдруг я понял, что я себя морально обедняю, / Сижу на лавочке пью, а кто-то книги читает. // И слышны метафизики стоны. / Ей овладел тот, кто и так выел весь мякиш из батона» (с. 198). И тем не менее «Как хорошо, что не надо больше ничему учиться, / что история книговедения лишена моего эго, / как хорошо, что вьюга, она мешает мне отключиться, / и трезвею я на Садовом от летящего в рыло снега…» (с.28, стихотворение «Это вьюга-вьюга расширяет сознание…»).
Прорваться сквозь пургу текста, которым мы окружены, в который погружены, к живому слушателю-читателю, со своим чувством и словом, новым для нашей поэзии, – вот задача, с которой Родионов работает. А эту «книжную» линию в стихах Родионова мы взяли просто для примера, чтобы хоть что-то процитировать для тех, кто никогда не слышал и не читал его стихов. Читать же стихи Родионова нужно целиком и подряд, и возвращаться к тому, что тронуло, «воткнуло». Благо, книга избранного теперь есть.
http://exlibris.ng.ru/lit/2006-02-09/5_rodionov.html
“Портрет с натуры” (Александр Вознесенский, Информационный канал “Маяк”, 01.03.2006)
Андрей Родионов (он родился в 1971 году) – сегодня один из самых известных московских поэтов. Он закончил Московский полиграфический институт, между прочим, по специальности книговедение, успел в 90-е годы потрудиться на ниве книжной торговли – в книжном магазине “Москва”, а в настоящее время работает в Московском музыкальном академическом театре им. Станиславского и Немировича-Данченко, где заведует красильным цехом. Довольно часто Родионов выступает на клубной сцене в столице и за ее пределами, и имеет, как правило, успех у самой разной публики.
“Портрет с натуры” – это уже третий сборник стихов Родионова, после выходивших в питерском издательстве “Красный матрос” книг “Добро пожаловать в Москву” (2003) и “Пельмени устрицы” (2004). Часть стихов из этих книг есть и в новой, но около трети текстов из вошедших в сборник ранее не публиковались.
Говорит Родионов на языке понятном и современном, но в то же время, безусловно, авангардном для нашей поэзии. Раньше это было видно даже в манере чтения, представлявшей собою достаточно жесткий рэп, но к 2005 году, как написано в кратком предисловии к книжке, творчество Родионова “трансформировалось в мягкие, пластичные конструкции из пластилинового стекла и звездного бетона”. Конец цитаты. Смысл этих слов от меня ускользает, но это и понятно, потому что пересказать поэзию, на самом деле, нельзя, не получается. И я лично думаю, что много рассуждать об этих стихах не стоит. В идеале их нужно слушать в живом исполнении, а если читать – то действительно, в книге избранного, внимательно, подряд, возвращаясь к тому, что тронуло. Я приведу для примера одно короткое ироничное стихотворение Родионова, которое мне сегодня нравится больше других, но сразу скажу, что оно сильно теряет в моем исполнении:
Между ними прилавок: котлеты, лапша.
Быстро движется очередь, касса звенит.
Он тарелку борща не донес до стола,
Потому что рука от волненья дрожит.
А она все стоит, приоткрыв алый рот,
Сжав холодной рукой черпака рукоять,
Все куда-то спешат, только очередь ждет,
Потому что любовь поважнее, чем жрать.
Итак, это было стихотворение Андрея Родионова из его новой книги “Портрет с натуры”.